Г У Л Ь Н А Р А

Я выросла в строгой мусульманской семье, основы этикета и правила поведения мне привила моя бабушка, любовь которой не терпела нежностей и поблажек. Меня с детства приучили к тому, что женщина рождается в мужской мир и должна подчиняться тому мужчине, которому принадлежит. Беспрекословно. Поэтому, когда христианство пришло в нашу семью через моего отца, то мне и в голову не пришло сомневаться в том, что это верно и истинно и единственно правильно - меня хорошо воспитали. Теперь, потеряв многое из лучшего, что было когда-то заложено, я могу признать это. К тому же, в христианах я нашла то, чего не было в моей жизни - простоту и некоторую наивность общения, а также отсутствие строгих правил поведения, что тогда показалось мне весьма привлекательным - то, что не имеешь всегда кажется нам лучшим того, чем обладаешь...

Скучно рассказывать, как мне пришлось пройти все ступени экзальтации, восторга и восхищения теми, кого любила и люблю, прежде чем я научилась видеть ясно и спокойно то, что есть на самом деле, а не то, что желается или стремится...

Думаю, что так никогда бы, возможно, и не задумалась над тем, что есть истина, а что есть ложь для меня лично, если бы у отца моего не было бы похвальной привычки менять убеждения свои не реже раза в пятилетку, а то и с опережением сроков, начисто отвергая все то и всех тех, кому верилось и любилось до этого...

К сожалению, к тому времени христианство уже достаточно подорвало мой здоровый мусульманский фундамент, настолько, что я осмелилась в лицо заявить: я не согласна. Ты - можешь идти своей дорогой, а я хочу идти этой. Это было немного смешно, но тогда я осталась верна христианству из чувства протеста, из-за того, что мне хотелось сделать наперекор, сказать - это белое только из-за того, что мне не хотелось назвать черным то, что вчера белым называли все. Мои глаза не соглашались видеть то, что мне приказывали - я же говорю, здоровая основа мусульманства была вдребезги расшатана.

...Мне пришлось уехать из дома вполне осознавая, что у меня больше нет дома, уехать в город, который я ненавидела, потому что считала, что он отнял то, что мне было дорого, заниматься и зарабатывать себе на жизнь тем, что я не очень любила и не иметь того, что мне всегда было необходимо больше жизни - своего угла, своей кухни, где я была бы полновластной хозяйкой (женщина, не имеющая своей кухни, лишена надежного тыла, лишена самого сокровенного и тайного в жизни своей, это делает тебя очень уязвимой...).

Самое смешное, что в этом городе, который я ненавидела, но потом полюбила всеми фибрами души своей, с нелюбимой работой и отсутствием крыши поначалу, я как-то внезапно научилась тому, что никогда не умела - я научилась плакать, а когда слезы высохли, я заметила, что вместе со способностью плакать я приобрела и способность смеяться. А когда появился смех - то мир вокруг засиял удивительными красками - я обнаружила удивительную вещь - самые яркие краски мира видишь, когда смотришь на него сквозь необсохшие слезы на ресницах...

Смех, улыбка дали главное - радость и полноту жизни. Учась смеяться и не принимать себя всерьез учишься радоваться жизни и бесстрашно пускаться в авантюры, в самые удивительные приключения, которые интересны и удивительны тем, что погибнуть и сгинуть в них можно не понарошку, а очень даже всерьез...

Самое главное заключается в том, что я никогда не научилась бы плакать и смеяться, любить и ненавидеть всей силой, истово и непреклонно, если бы я не верила в Бога. Душа моя слишком мягка и жестока одновременно, меня слишком научили думать так, как положено и велено думать, что сама я никогда бы не смогла освободиться ни от своего воспитания, ни от того, кем я была на самом деле в душе своей...

Вера всегда была тем стержнем, вокруг которого расцветало и укреплялось мое сердце. Вера оказалась тем, что уравновесило все те бури и страсти, что раздирали мои внутренности при совершенной внешней невозмутимости и благовоспитанности. Вера научила меня видеть мир таким, какой он есть и радоваться тому, что дается нам ежедневно - ежедневному труду и ежедневному отдыху, радости и печали - всему... И не только вера, но и во многом незримое,
но неизменное в своей верности присутствие Бога.

Не думаю, что про меня можно сказать, что я не вижу недостатки христианства - настоящая любовь не делает человека слепым, она делает его терпимым, помогает ему принимать того, кого любишь таким, каков он есть - иногда восхищаясь, а иногда - чуть снисходительно... Не думаю, что когда-нибудь переменю свое мнение - слишком много для этого было возможностей и слишком хорошо я понимаю, что только этим жива душа моя... Мне кажется, что верность в вере - это также, как верность в браке - не всегда просто, но всегда благодарно... Это всегда в какой-то мере таинство и в какой-то мере очень личное, глубоко скрытое, то, что порой таишь от чужих взглядов, потому что любому человеку нужна тайна, нежность и милость сумерек, отдых от яркого и жгучего солнца...

Так что, если Вы меня спросите - почему я христианка сейчас, то мне придется смиренно признать - потому, что Бог научил меня смеяться. А если Вы спросите, кто такой Бог, то мне придется смиренно, но непреклонно ответить - улыбка на устах младенца, которой подвластно любое самое окаменелое сердце любого воина, забывшего, что и он рожден женщиной, и его кормили грудью и меняли мокрые пеленки...